Редко, а вернее никогда не вглядывались былые советские летописцы в судьбы отдельных брестчан, на которых, история Брестского мира и известного соглашения Рибентропа-Молотова... оставила свой неизлечимый шрам… Мало кто из тех брестчан сегодня остался жив, но те, кто жив стремятся рассказать нам о далеких событиях, и делают это с чувством ответственности за день сегодняшний.
Монтвилов Михаил Викторович живет во Франции, хотя родился в Константинополе в 1914 г семье военного переводчика, расстрелянного в 1917 г. большевиками. С Брестом его связала судьба - бабушка разыскала 3 летнего мальчонку-сироту в Тифлисе и привезла на Родину отца в Брест. Здесь Михаил Викторович с успехом окончил Брестскую русскую гимназию.
Выпускник Варшавского университета, инженер, в последние годы преподавал во Франции русский язык. История брестской русской гимназии существовавшей в Польше в межвоенный период 1919-1939 гг., это лишь небольшой штрих к портрету нашей Истории. В своей книге Михаил Викторович анализирует образовательную систему этого периода, дает множество таблиц, сравнений и фактов. Книга богато иллюстрирована и представляет немалый интерес не только для краеведов, но и для ученых, занимающихся исследованиями в области истории педагогики.
Эта небольшая книга увидела свет благодаря высокочтимому Епископу Бостонскому Митрофану Зноске, одноклассникам автора, живущим в разных уголках мира, семье автора, за что мы сегодняшние Брестчане, приносим им всем свою благодарность. Общественное объединение «Старый город», членом которого является и автор книги, с удовольствием приглашает читателя в путешествие.
Общественное объединение «Старый город»
224016 Брест, Космонавтов 48,
тел.(0375)261261
факс (0375)239594 (для «Старого города»)
ОТ АВТОРА
Многие люди, и не обязательно знаменитые, достигнув определенного возраста, вспоминают свое детство и особенно школьные годы. Автор записок не избежал этой участи.
Однако, не довольствуясь своими личными сентиментальными воспоминаниями о гимназии, ее преподавателях, и т.п., и не ограничиваясь ими, автор пытается осознать и описать и саму уникальность явления, каковым ему представляется его гимназия.
Долголетние поиски фактического материала увенчались лишь частично успехом. В отличие от многих русских учебных заведений на Западе, основная масса воспитанников и преподавателей Брестской Русской Гимназии, и, конечно, ее архив оказались "за железным занавесом". И до самого последнего времени не только прямого доступа к этому архиву никто не имел, но и простая личная переписка с друзьями в Бресте была крайне затруднена. Поэтому участие бывших воспитанников - "восточников" в составлении настоящих записок, к сожалению, ограничено.
Что касается "западников", около 50-ти бывших воспитанников гимназии выброшенных, как и автор, событиями на Запад более полвека тому назад, они оказались рассеянными по всем континентам, и никакими документальными сведениями, конечно, обладать не могли. Полувековой отрыв от гимназии, военная разруха и беженство, "стройки" и "перестройки" собственной жизни в новых и чужих условиях, да, наконец, сам возраст этих людей, крайне почтенный сегодня, со всеми его качествами и... злокачествами, истерли из памяти все возможные конкретные материальные данные как, например, число учеников в классе, реформа и ее последствия и т.п. Поэтому "западники" оказались способными выражать только, восторжено и в сугубо лирической форме, без "материализмов", свою благодарную память о родной гимназии и ее преподавателях. Но они и оказали автору записок ничем незаменимую моральную поддержку.
Однако, как из обмена мнениями между бывшими воспитанниками, так и из собранного фактического материала и, в частности, из доступной литературы о народном образовании в Польше 1919-39 гг., ясно определяется не только культурная полноценность Брестской Русской Гимназии, как учебного заведения, но и ее особенность, отличающая ее от русских школ за рубежом и в СССР.
Описанию этой особенности и посвящена первая глава настоящих записок. Автор сознает, что приведенные им исторические и статистические справки затрудняют чтение текста, но они ему кажутся необходимыми для объяснения как обстановки, так и выводов автора. Возможно, что можно осветить обстановку и сделать выводы иначе, чем это делает автор, А автор поставил своей целью осветить положение Русской Гимназии в Бресте в условиях Польши 1919-39 гг. и воспринимает его в духе, в котором эта гимназия воспитывала своих питомцев.
Брестская Русская Гимназия имеет и другую еще особенность, отличавшую ее от эмигрантских школ и выходящую за рамки чисто школьного вопроса: она может являться пусть небольшим, в мировом масштабе, но ярким примером того, с какой, все-таки, беззаботностью великие мужи всех величин и всех времен решают судьбы пародов, А в действительности, вряд ли отдают себе отчет, к каким трагическим для многих народов результатам ведет применение их решений в практической жизни. Похоже даже на то, что им не совсем ясен, или ими не обдуман до конца, и теоретический смысл тех понятий, которыми они орудуют.
Например, в мысль священного принципа национального самоопределения народов, какой, именно, "тип" народа имеет право самоопределяться, а какой нет, в какой форме, до каких пределов... и имеются ли пределы, какой именно "тип" большинства, арифметическое, политическое, национальное..., будет решать национальные вопросы; да и вообще, какой именно смысл дается термину ''национальный", "национальность", государственно-политический, как подданство, например, т.е. смысл формальный и временный, или смысл этнический и культурный, т.е. смысл исторический и духовный, независимый от временных границ того или иного государства...
В СССР, (оставаясь исключительно в рамках национальной проблемы), права национальностей были теоретически декларированы в конституции и в действительности осуществлялись, в той или иной степени, но осуществлялись, в национальных республиках и других административных делениях в области административной, культурной, школьной, на языке данной национальности; для народности не имевшей до сих пор азбуки, создавалась таковая и т.п.
Однако, СССР всегда считался "тюрьмой народов", развал его приветствовался, а русский язык воспринимался, как орудие "русского империализма" и угнетение народов.
В США ни в каком официальном документе, кажется, а тем более в государственной конституции, нет никаких указаний на признание прав составляющих США народов на национальную самобытность, право иметь свой язык, свои школы государственные, писать свою "национальность" иначе, чем "американская". Однако, США не считается "тюрьмой народов", а общегосударственный англосаксонский язык не объявляется "орудием империализма" и угнетения народов.
Ясно, что в каждом из этих случаев, в понятия "национальность", "права народов на самоопределение" вкладывается каждый раз другой, и даже противоположный смысл.
Подобных примеров можно привести множество. И Русская Гимназия в Бресте, мелкая деталь среди них. Но проблема остается та же: польское государство 1919-39 гг. вкладывало свой смысл в понятия "национальность", "национальная культурная самобытность", "право на самоопределение" и т.п., и в государственной практике осуществляло эти понятия так, как это ему нравилось…
Во второй главе автор привел сведения, которые ему удалось собрать по отрывкам гимназического архива и публикациям гимназии (журнал "Проблески"). К сожалению, много здесь не хватает, первые годы гимназии, влияние реформы, последние годы... Следует указать однако, что в 1932 г. преподавателем Владимиром Васильевичем Петручиком, была уже написана история гимназии, с начала ее до 1932 г. К сожалению автору настоящих записок не удалось ее обнаружить. Может быть, если в связи с развалом СССР гимназический архив в Бресте станет доступным, тогда удастся пополнить эту главу.
Третья глава составлена по воспоминаниям бывших воспитанников, почти исключительно "западников". Она отражает жизнь гимназии первых 10-15 лет. О влиянии реформы на эту жизнь, к сожалению, мало известно.
Четвертая глава, о Съезде бывших воспитанников, составлена по официальному отчету организационной комиссии его. Копию отчета удалось получить из государственного архива в Бресте.
В заключение, автор выражает глубокую признательность друзьям, бывшим воспитанникам гимназии, за помощь и, в особенности, за моральную поддержку. Эта благодарность адресуется прежде всего: "американцам" о. Митрофану Зноско*, проф. В.О. Микуловской-Филипп и С.В. Трибух; "австралийцу", И.А. Николаюку; "француженке", 3.В. Виколаевой-Проневич; "поляку", В.Я. Кобусу; а также друзьям-брестчанам, пока, к сожалению, безымянным, добравшимся до архива гимназии...
Так как автор не располагал всеми необходимыми данными, он будет весьма признателен каждому, кто пожелает исправить возможные неточности и восполнить пробелы.
Ним, 1990 г.
*С 1992 г., епископ Бостонский Митрофан
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЕОПОЛИТИКА
ВСТУПЛЕНИЕ
Как известно, в период затишья между двумя мировыми войнами, 1919-39 гг., в ряде зарубежных стран существовали русские учебные заведения. Русские начальная школа и гимназия были и в городе Бресте, принадлежавшем в то время Польше.
Хотя русская программа обучения в них ничем не разнилась от программ других учебных заведений русского зарубежья, а ученики их воспитывались в том же национальном русском духе, однако школа и гимназия в Бресте, вследствие своего геополитического положения, значительно отличались от эмигрантских. Они не были ни лучше, ни хуже эмигрантских, они были другими: они были "меньшинственными". Это был своего рода феномен, свойственный только данному времени и данному местоположению.
Как и ряде других городов восточных окраин Польши, Вильно, Ровно, Луцк и другие, Русские школа и гимназия в Бресте были созданы для граждан польского государства. Поэтому они управлялись и действовали по внутренним законам этого государства и не имели ни организационного, ни правового отношения к международным договорам, на основе которых существовали русские эмигрантские школы в Европе, да в самой Польше, именно в Варшаве.
Это геополитическое положение Брестской гимназии давало ей, по сравнению с эмигрантскими, ряд существенных и естественных преимуществ, благоприятствующих выполнению ею национальной воспитательной задачи, которая и была ее смыслом существования, ее "рэзон д'этр", как и для всех русских зарубежных школ.
Но вследствие того же геополитического положения те политические условия, в которых гимназия была вынужденно поставлена, были прямо противоположны ее задаче и даже просто враждебными ее существованию здесь. Ибо в полном согласии со своими законами, государство активно и агрессивно и всей силой своего административного механизма противодействовало осуществлению именно этой национально воспитательной задачи.
Такого рода условий эмиграция нигде не знала, несмотря на всю неприглядность своего существования.
КОМПЛЕКС БЕЖЕНСТВА
Воспитанники Брестской гимназии не были беженцами, в результате войны и революции оторванными от родной земли и насильно брошенными в чужую для них страну, за тысячи километров от родины. Они были как и их родители и предки, коренными жителями этой части польского государства и продолжали жить на своей земле.
Эта их родная земля оказалась вне России не по их воле, а грубой силой оружия была включена в состав возродившейся Польши. Ни согласия, ни "народного волеизлияния", ни простого опроса местного коренного населения никто не делал... Польское государство официально признало за жителями присоединенных восточных земель, в том числе Бреста и его области, качество коренных жителей, а не чужих пришельцев, дав им формально полные права польских граждан и признавая формально их национальную самобытность, как национального меньшинства.
Не все население Брестской области ясно сознавало, сколько горя оно избежало, оказавшись вне досягаемости советской власти. Но, безусловно, коренное население отвергало претензии поляков, объявивших эту землю своей исторической вотчиной, искони польской провинцией. Для населения именно поляки были чужими пришельцами. И не только потому, что больше века Брестская область была неотъемлемой частью Российской империи. Но потому что и раньше, входя структурно в орбиту старой Польши, народ Западной Руси веками боролся против католичества и поляков за свою русскую "веру и народность".
А воспитанники Брестской гимназии и их родители были прямыми потомками этого народа, его наследниками и преемниками его идеалов. Положение русскою меньшинства в Польше было по другим причинам не лучше, и даже хуже, чем положение эмиграции в других странах, но чувства беженства, комплекса беженства у него не было.
Также и гимназия в целом, как общественный организм, не была нововведением в Бресте, некой искусственной посадкой на чужой, ей несоответствующей почве. Польское государство формально признавало это положение, допуская, в соответствии со своей конституцией, ее существование для обслуживания нужд коренного населения русской национальности. Но и фактически русская гимназия в Бресте была не только носительницей русской школьной традиции, но и прямой и естественной ее наследницей, естественным ее продолжением.
С начала XIX-го века Брест и его область были включены в общегосударственную систему народного образования России. И школьное дело в Бресте проходило те же стадии развития и принимало те же формы, что и во всей империи. После перенесения города на новое место, в 1836-1842 гг., и в особенности после проведения железной дороги, 1869 г., когда Брест был крупным железнодорожным узлом, город начал быстро расти. К началу войны 1914-18 гг. он насчитывал более 50-ти тысяч жителей, имел три 8-классные гимназии, 7-классное реальное училище, два 2-классных железнодорожных училища, семь начальных школ...
Да и до присоединения к России, в 1795 г, уже в XVI-м веке Брест был одним из культурных центров Западной Руси и имел школу, которая в течение двух последующих веков боролась за сохранение населением своей веры и народности, боролась прочив окатоличивания и ополячивания.
Таким образом, русская гимназия в Бресте в 1919-39 гг. не была временным, случайным явлением здесь, она, была естественной преемницей многовековой школьной традиции Западной Руси. Новая политическая власть лишила гимназию не только прав и преимуществ, которым она располагала в России, но и всего имущества, зданий, школьного оборудования. Но русская гимназия в Бресте была у себя дома и беженского комплекса не испытывала.
ФИЗИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Так как Брестская гимназия не меняла страны, то и физико-географические условия ее существования оставались прежними: в политическом отношении став частью Польши, Брест и его область, в физико-географическом отношении оставались частью России, т.е. органической частью среднерусской равнины, как западная окраина ее.
Климат, природа, животный и растительный мир были теми же, что и до революции, очень мало отличающимися от условий средней России: тот же умеренный континентальный климат, та же снежная суровая зима с "крещенскими" морозами, то же бледное, "мокрое" лето; тот же равнинный ландшафт, луга, смешанный лес, полный грибов и ягод, не во всех странах эмигрантского рассеяния встречаемых, как, например, клюква...; того же типа и тем же способом, что и в дореволюционной России, обрабатываемые поля, засеянные мало известными на западе злаками: рожь, просо, гречиха; тот же что и в России животный и растительный мир…, даже те же вороны, которых на западе днем с огнем не сыщешь...
Эти физико-географические условия были определенным преимуществом для Брестской гимназии по сравнению с эмигрантскими и облегчали учебную задачу ее, облегчали труд преподавателей и воспитательную работу родителей. Изучение географии России, или описание природы б русской классической литературе не казались ученику гимназии занятием абстрактным и даже ненужным. "Трели соловья" и "жаворонка пенье", "несжатая полоска" и "крещенские морозы" и многое другое, что этот ученик узнавал из школьной программы или из песен, не были для него ни элементами сказок о чуждом ему мире, ни предметом лирических воздыханий и романтической мечты о потерянной родине. Это были естественные и непременные элементы повседневной жизни на родной земле.
Эти физико-географические условия были также одним из обстоятельств, подчеркивающих, в глазах брестского гимназиста, естественность и законность его собственного пребывания в стенах именно русской гимназии, равно как и естественность и законность самого существования здесь этой гимназии.
ЭТНИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ
В противоположность эмиграции, для Брестской гимназии не был чужд и этнический состав окружающего населения; воспитанники ее были в основном коренными жителями и принадлежали к подавляющему большинству этого населения.
По государственной переписи 1931 г., в Полесском воеводстве было 10% евреев, почти 7% белорусов, почти 5% украинцев, 1,5% заявивших себя русским (по-польски, "россиянами") и 62,6% "тутэйших", т.е., местных жителей, полешуков, почему-то упорно не желавших считать себя ни белорусами, ни украинцами, ни тем более поляками. А самих поляков, "господствующей нации", вопреки их утверждению о том, что Брест и Полесье испокон веку чисто польские земли, эта перепись перепись насчитала здесь всего 14,5%, и это несмотря на полицейский нажим и на более чем 10 лет, с 1919 г, усиленной колонизации путем парашютирования сюда из Польши многочисленного польского административного аппарата, интеллигенции и специальных колонистов, так называемых, "осадников". (см. Приложения)
Следует напомнить, что употребляемый поляками, как раньше, так и сегодня, термин "россияне" обозначает одновременно и народность и подданство, также как и на Западе термину "русский" тоже придается как государственно-политический смысл, так и этнический. В силу этой логики, поляки отрицали существование "россиян", граждан чужого государства, среди коренных жителей Польши. Что касается территории, то поляки считают исторически польской каждую землю, куда когда-нибудь ступила нога поляка, будь он завоеватель, "мирный колонизатор" или просто полицейский чин, Отсюда и утверждение, что Брест и его земля, в числе многих других, — являются чисто польской областью, исторической вотчиной поляков, восточная граница которой, мол, находится на границе Польши 1772 г., т.е. около Смоленска, а то и почти в окрестностях Москвы…
Указанные выше статистические полешуки, белорусы, украинцы и русские, составлявшие в общей сложности 75% всего населения Полесского воеводства, и были этнической средой, из которой вышло большинство воспитанников Брестской русской гимназии, эмигрантов в ней было очень мало.
Поэтому воспитываемая в гимназии этническая связь с русским народом не была для брестского гимназиста некой теоретической предпосылкой и не ограничивалась рамками родной семьи и немногочисленными патриотическими организациями. Эту этническую связь он ощущал не только разумом или лирическими переживаниями в замкнутом кругу близких людей. Ощущал он ее всем своим существом в толще народной и дома и на улице, и в городе, и, в особенности, в деревне.
Поэтому и между гимназистами, представителями разных, по статистике, местных национальных групп (русской, белорусской, украинской и "тутэйших"), никакой розни на национальной почве не существовало. Не было таковой и между их семьями. Им просто непонятно была сама идея какой-то национальной особенности, резко отличающих их друг от друга, а тем более внушающей им враждебные чувства друг к другу. Правда, многие гимназисты, окончив гимназию и увлекшись теми или иными политическими идеями, потом "национально самоопределялись", почти всегда "перерастая" в этом отношении свою семью, и принимали участие в той или иной национальной политической или общественной группировке.
В общем, в Бресте и в его области именно поляки воспринимались местным населением как чужой народ. Да и сами они, видимо, чувствовали себя именно таковым, ибо вели себя как завоеватель-оккупант, а не как коренной житель, селились почти исключительно по большим городам, поближе к государственным учреждениям и организациям, почти не смешиваясь с местным населением, и всячески подчеркивали свое превосходство над ним и пренебрежение к нему. Это был "геренфольк"... (см. Приложения)
Если речь местного населения в городе и тем более в деревне, отличалось от русского литературного языка и произношение не было "московским" вследствие многовекового культурного отрыва от всего народа и вследствие общения с польским народом; если речь эта была "тутэйшей", произношение - ближе к волынскому (украинскому), чем к минскому (белорусскому), то брестский гимназист однако, воспитанник общерусской культуры и "носитель" ее совсем не чувствовал себя чужестранцем ни среди городского, ни среди деревенского населения. И говорил с ним "на одном языке" в прямом и полном смысле этого слова, и встречал взаимное понимание, чего нельзя сказатъ о польском языке, языке администрации и городской интеллигенции…
Таким образом, окружающая брестского гимназиста этническая среда не принуждала его, как его эмигрантского собрата, своим активным или пассивным давлением к потере этнической связи с русским народом, а наоборот, укрепляла эту связь, чем значительно облегчалась воспитательная задача гимназии и родителей.
БЫТ И ОБЫЧАИ
В бытовом отношении жизнь брестского гимназиста ничем не отличалась от жизни всего населения города и его окрестностей.
Несмотря на назначение столицей Полесского воеводства, Брест оставался все 20 лет провинциальным городом, В России, будучи стратегическим пунктом и железнодорожным узлом, Брест развивался быстро и в культурном и в экономическом направлении, В Польше он не имел такого значения и польское государство было явно не заинтересовано в развитии города. Население, правда, росло, за счет возвращавшихся из России беженцев и, в особенности, парашютированных сюда из Польши поляков и к 1939 г в нем насчитывалось уже около 50-ти тысяч жителей. Но ни промышленности, ни культурной жизни государство здесь не развивало и все 20 лет Брест оставался запущенным провинциальным городом в захолустной окраине страны.
Жизнь в городе оставалась "'патриархальной" и мало отличалась от деревенской: город жил не по "фабричному гудку", а "по солнцу". Мало жизнь эта отличалась и от провинциальной жизни дореволюционной России. Изучая в гимназии жизнь русского народа, его быт, характер, обычаи, брестский гимназист не видел никакого несходства, а тем более, противоречия, с жизнью окружающей его среды. И описание русской жизни в повестях Тургенева, Чехова и даже Гоголя вполне реально "вписывались" и его жизнь, несмотря на разницу во времени и пространстве.
В отличие от своего эмигрантского собрата, "среднестатистический" брестский гимназист не был "пролетарием", он был частным собственником и единоличником, мелким, но все-таки собственником, У большинства брестских гимназистов, к какому бы социальному классу они не принадлежали, был собственный домик с огородом и садом, с домашним скотом и птицей, У многих был и земельный участок за городом, который обрабатывался, как и в окрестных деревнях, под злаки и картофель... Были и собственные предприятия, коммерческие или ремесленные...
Эмигрантов, т.е., "настоящих русских", по польским понятиям, в Бресте было мало: здесь, вдали от культурных и политических центров эмигрантской жизни, они не селились, не имея возможности обеспечить свое материальное существование.
Основная масса брестских гимназистов происходила из мещан, мелких ремесленников и торговцев. Это были слои экономически слабые. "Богачей" т.е., людей более или менее состоятельных было мало, хотя и случались. Громадное большинство этого слоя могло обеспечить свою семью только основными продуктами питания собственного производства, да и то не в изобилии. Прослойку, сравнительно немногочисленную, учеников гимназии представляли собой дети православного духовенства города и окрестных деревень, преподавателей гимназии, двух-трех адвокатов, двух-трех врачей, двух-трех еще пока не "не раскулаченных" поляками русских помещиков и зажиточных крестьян.
Эту городскую среду, за исключением, может быть, интеллигенции, "дух времени" еще не коснулся, революционного переворота в жизни и в сознании не произвел. Она продолжала жить "по старинке", психологически близко к народу, "к деревне", сохраняя все прежние народные обычаи, неразрывно связанные, по вековой традиции, с православной верой и жизнью Церкви. Год распределялся не столько по гражданскому календарю, сколько по церковным праздникам. А сами церковные праздники были всенародным празднеством и демонстрацией, пассивной и мирной, приверженности народа к своей православной вере.
Крещенское водосвятие на реке с процессией через весь город и Пасхальные перезвоны церквей в городе, возвращение через город с зажженной свечой после "12-ти Евангелий" и вынос плащаницы, освящение куличей и березки в домах на Троицу, равно как и похоронный звон в церквах и процессии на кладбище, и другие проявления народных обычаев и традиций, как, например, колядование на Рождество, и даже русалки, описанные Гоголем, все это было для брестского гимназиста естественными элементам его родного быта, освященными вековой традицией, и поэтому само собой разумеется в то время – глубинными составными его психики.
Кстати эту же реальность и естественность существования в Бресте русских народных обычаев и православной церковной традиции вполне сознавали и нерусские жители Бреста: евреи давно сжились с ними, они обосновались в Бресте с конца XV-го века, мирно сожительствовали и даже, пожалуй, относились к ним с некоторой долей симпатии; поляки, особенно привозные, глядели "волком", но вынуждены были считаться с неотвратимым фактом необходимости их существования...
Брестский гимназист, как сказано, совершенно уверенно считал себя хозяином, а не объектом туристического любопытства. Правда, попадая, после окончания гимназии, в западную Польшу, он часто оказывался там именно таким "курьезом": поляки с трудом могли себе представить, что в ИХ стране существует русская не эмигрантская гимназия...
Фотогалерея
Наша
галерея предлагает познакомиться с
фотоработами, посвященными, в-первую
очередь Бресту и брестскому краю. Представлены
снимки различных авторов, различных
исторических эпох.
Редко, а вернее никогда не вглядывались былые советские летописцы в судьбы отдельных брестчан, на которых, история Брестского мира и известного соглашения Рибентропа-Молотова... оставила свой неизлечимый шрам… Мало кто из тех брестчан сегодня остался жив, но те, кто жив стремятся рассказать нам о далеких событиях, и делают это с чувством ответственности за день сегодняшний.
